Для того, чтобы сделать этот блог более информативным, придётся начать сначала.
А чтобы рассказать о начале первой моей питерской студии, придётся глянуть вглубь.
В глубине летят Журавли.
Нет, в глубине сидит Хельга Патаки, курит на кухне в Морозятнике (давно и трагически сгоревшее пристанище путников всего света) и рассказывает, как у неё была ГАЗЕТА. Как они делали её сами, верстали, писали по ночам заметки, и всё это было без всякого начальства и взрослых, только силами юных творцов. А я рассказывала, как учусь в Литературном институте. Мы просидели почти всю ночь, пообещав, что крест-накрест поступим в лит и создадим студию журналистов. Она поступила и закончила. Я 3 года вела студию "ЖурАвЛи" - то есть "журналисты, авторы, литераторы". Студия крепилась к Отделу по делам молодёжи Армавира, и нам отдали целую трёхкомнатную квартиру на Ефремова, где мы жили днями (и ночами, простите, Римма Осиповна).
Далее, чтобы не залиться слезами, приведу цитату (откорректированную) из вдохновенного письма, которое писала недавно одному из Журавлей.
"Твой вопрос - как создать атмосферу Журавлей - я и сама иногда себе задаю.
Встречный рассказ: организовывая тут (прим. - в Питере) литературную студию, я поставила перед собой ограничение (вернее, муж настоял) - никакой клубной работы, только литературной творчество. То есть - никаких посторонних дел. Ведь в клубе в армавире я могла заниматься всей нашей красотой с утра до вечера, а тут у меня 1 день в неделю, 4 часа. Тепероь моей студии 7 лет. Её работа выглядит как сжимающийся-разжимающийся шар. Когда у меня есть время, - у нас и театр, и рисование ширмы, и разрисовывание пряников, и походы, и песни под гитары, и концерты - и тогда людей много, все они светлые и прекрасные. Одновременно - стихов может и не быть, или стихам прощается всё. Потом у меня заканчивается пыл/время/силы, и я говорю себе: Надя, что это у тебя за студия-чаепитие, никакого профессионализма! позор! все эти люди ходят только общаться, им негде провести время, они используют для этого твою студию, а сами не собираются заниматься литературой вообще. И я ужесточаю занятия, влезаю в теоретические дебри, остаются самые стойкие, остальные летят по своим делам.
По коллективу: в студии годами сидят самые инертные, которым некуда/не хочется идти, и чай по субботам - для них единственное развлечение на неделе. Яркие люди пребывают не более полутора лет, потом движутся дальше (при сохранении просто хороших приятельских отношений).
Видишь, у обоих форм есть свои плюсы и минусы. В первом варианте на первое место ставится общение (как в Журавлях), и неважно, пишет ли человек вообще. Людей при этом будет много, привлекаются они парой-тройкой мероприятий, концертами, это просто личные знакомства. Эти люди готовы терпеть, что общение строится в виде занятия по стихам. Или искренне верят, что они поэты, но с той же легкостью становятся и фотографами, художниками, журналистами и пр.)))
Во втором варианте важнее профессиональные качества, личные качества не важны. Здесь общение ограничивается курсом дисциплин.
Лично я пытаюсь найти золотую середину. Чтобы было всё))) Но я ж - Весы, я могу так всю жизнь колебаться. Мне нравится творческий вариант, я в нём купаюсь, я люблю этих людей. Но когда надо показать результат - он слабый. С таким же успехом - говорю я им - мы могли бы и крестиком вышивать, они смеются - могут и крестиком (вспомни наши вырезания по дереву). Когда же у меня сильная команда для выступлений поэтических, близко общаться со многими из этой команды не хочется.
Собственно, из Журавлей в профессиональном смысле вышли Оля, Танюша и Кошик, видишь какой процент "профессионалов", остальные - и близко не писатели)))
Поэтому - хочешь такой атмосферы - твори с ними безумства, забудь про теорию, пока не соберется влюбленная друг в друга компания, а потом можно рассказать им обо всём, что хочешь".
Ника Батхен.
Морозятнику
Спит облезлый барбос в одеяле бурьяна.
Слева скалится дом этикеткой "Джаз-клуб".
У портвейна вкус осени - терпкий и пряный,
А любовь - лишь шершавость обветренных губ.
Ты качаешь луну в колыбели квартала,
Я смотрю на асфальт цвета мокрых волос.
Осовелый трамвай потянулся устало,
Уползая во тьму, брызнул искрой с колес.
И, даруя покой от дневных фанаберий,
Ночь на улицы льет фиолетовый йод.
Мы остались одни, город запер все двери,
Остановим часы - пусть никто не войдет!
Да минует нас смерть, бог, война, все иное -
Нам на клавишах крыш дождь играет романс!
Но смотри - по Неве на кленовом каноэ
Лето в звоне листвы уплывает от нас...
09.98